Библиотека Givi

Жил-был старик со старухою. Просит старик: — Испеки, старуха, колобок! — Из чего печь — то? Муки нету, — отвечает ему старуха. — Э — эх, старуха! По коробу поскреби, по сусеку помети; авось муки и наберется. Старуха печет колобок Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригоршни с две. Замесила на сметане, изжарила в масле и положила на окошечко постудить. Колобок на окне сидит Колобок полежал — полежал, да вдруг и покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца — на двор, со двора за ворота, дальше и дальше. Колобок покатился Катится колобок по дороге, а навстречу ему заяц: Колобок и заяц — Колобок, колобок! Я тебя съем. — Не ешь меня, косой зайчик! Я тебе песенку спою, — сказал колобок и запел: Я Колобок, Колобок! Я по коробу скребен, По сусеку метен, На сметане мешон, Да в масле пряжон, На окошке стужон; Я от дедушки ушел, Я от бабушки ушел, И от тебя, зайца, не хитро уйти! И покатился себе дальше; только заяц его и видел! Катится колобок, а навстречу ему волк: Колобок и волк — Колобок, колобок! Я тебя съем! — Не ешь меня, серый волк! Я тебе песенку спою, — сказал колобок и запел: Я Колобок, Колобок! Я по коробу скребен, По сусеку метен, На сметане мешон, Да в масле пряжон, На окошке стужон; Я от дедушки ушел, Я от бабушки ушел, Я от зайца ушел, И от тебя, волка, не хитро уйти! И покатился себе дальше; только волк его и видел! Катится колобок, а навстречу ему медведь: — Колобок, колобок! Я тебя съем. — Не ешь меня, косолапый! Я тебе песенку спою, — сказал колобок и запел: Я Колобок, Колобок! Я по коробу скребен, По сусеку метен, На сметане мешон, Да в масле пряжон, На окошке стужон; Я от дедушки ушел, Я от бабушки ушел, Я от зайца ушел, Я от волка ушел, И от тебя, медведь, не хитро уйти! И опять укатился, только медведь его и видел! Катится, катится «колобок, а навстречу ему лиса: Колобок и лиса — Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький. Колобок, колобок! Я тебя съем. — Не ешь меня, лиса! Я тебе песенку спою, — сказал колобок и запел: — Я Колобок, Колобок! Я по коробу скребен, По сусеку метен, На сметане мешон, Да в масле пряжон, На окошке стужон; Я от дедушки ушел, Я от бабушки ушел, Я от зайца ушел, Я от волка ушел, И от медведя ушел, А от тебя, лиса, и подавно уйду! — Какая славная песенка! — сказала лиса. — Но ведь я, колобок, стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой еще разок погромче. Колобок вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню. Колобок на носу у лисы — Спасибо, колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок, — сказала лиса и высунула свой язык; колобок прыг ей на язык, а лиса — ам его! И съела колобка…

Винни-Пух Алан Александр Милн Винни-Пух Ален Александер Милн Винни-Пух Посвящается ей… Кристофер Робин и я Пришли к тебе в гости и просим Подарок принять. Преподносим Мы книгу, сюрприз для тебя. Понравится, нет ли — не знаем, Но всё же надеемся — да! Теперь эта книга твоя, С любовью тебе посвящаем. Предисловие Если вам попадётся другая книга о Кристофере Робине, помните, что был когда-то у него лебедь (или у лебедя был Кристофер Робин, уж не знаю, что ближе к истине) и лебедя этого он называл Пух. Конечно, с тех пор утекло много воды, и, прощаясь с лебедем, мы прихватили это имя с собой, полагая, что лебедю оно больше не понадобится. Так вот, когда плюшевый медвеженок заявил, что не имеет ничего против, если его будут звать этим звучным именем, Кристофер Робин, не задумываясь, нарёк его Винни-Пухом. Это имя так и закрепилось за медвежонком. А раз уж я всё разобъяснил про Пуха, наверное, надо сказать пару слов и о Винни. Если вы живёте в Лондоне достаточно долго, то обязательно рано или поздно заглянете в зоопарк. Есть люди, которые входят в ворота, где стоит указатель «ВХОД», и быстренько пробегают мимо всех клеток подряд, держа курс на другие ворота, с указателем «ВЫХОД». Знатоки же прямиком идут к своим любимым животным и остаются там. Вот и Кристофер Робин, попадая в зоопарк, сразу направляется к медведям. Что-то шепнёт одному из сторожей, двери открываются, и он блуждает по тёмным коридорам, пока, наконец, не добирается до особой клетки. Открывается и её дверца, оттуда выкатывается что-то коричневое и пушистое. Со счастливым криком: «Привет, Мишутка!» — Кристофер бросается в его объятия. Медведя этого зовут Винни, то есть для медведей это имя вполне подходящее, и не зря мы дали его нашему плюшевому медвежонку. Весь фокус в том, что мы никак не можем вспомнить, то ли к Винни добавили Пуха, то ли к Пуху — Винни. Разумеется, когда-то мы это знали, да вот позабыли… * * * Едва я успел всё это написать, поросёнок Хрюка поднял голову и недовольно проверещал: «А как же я»? «Мой милый Хрюка, — ответил я, — не волнуйся, вся эта книга о тебе». «И о Пухе тоже», — хрюкнул он. Сами понимаете, он просто обзавидовался, решив, что в «Предисловии» речь пойдёт только о Пухе. Пух, конечно, наш любимчик, нельзя этого отрицать, но зато Хрюка обладает достоинствами, которых нет у Пуха. К примеру, если взять Пуха в школу, об этом станет известно всем и каждому. Хрюка же так мал, что прекрасно умещается в кармане. А приятно, знаете ли, ощущать, что он рядом, когда тебя просят ответить, сколько будет дважды семь, а ты сомневаешься — то ли двенадцать, то ли двадцать два. Иногда он вылезает из кармана и заглядывает в чернильницу, а потому по части образования дела у него обстоят получше, чем у Пуха, и тот это, кажется, понимает. У одних в голове что-то есть, у других — нет, говорит он, и тут уж ничего не попишешь. * * * За Хрюкой подали голос и остальные зверушки: «А как же мы»? И я понял, что в «Предисловии» надо ставить точку — пора переходить к самой книге. Глава 1, в которой нас знакомят с Винни-Пухом и пчёлами, с чего и начинаются все истории Плюшевый медвежонок вслед за Кристофером Робином спускается с лестницы, считая затылком ступеньки — бум, бум, бум. Он знает — это единственный способ перемещаться с этажа на этаж, хотя иногда ему кажется, что должен быть и другой. И он бы догадался, что это за способ, если б его перестали колотить затылком о ступени и дали хоть чуточку подумать. Но чаще ему кажется, что никакого другого способа просто нет. Так или иначе, он уже внизу и пора представить его вам. Знакомьтесь — Винни-Пух. * * * Когда я впервые услышал это имя, то произнёс примерно те же слова, что готовы сорваться с ваших губ: «А я-то думал, это мальчик». * * * — Я тоже так думал, — кивает Кристофер Робин. — Тогда его нельзя называть Винни. Ведь Винни — девочкино имя. — Я и не называю. — Но ты же сказал… — Он — Винни-Пух. Улавливаешь разницу? — Да, конечно, — ответил я. — Теперь улавливаю. И вы, надеюсь, тоже, потому что другого объяснения у меня просто нет. Спустившись вниз, Винни-Пух иной раз любит поиграть в какую-нибудь игру. А бывает, что сидит тихонько перед горящим камином и слушает что-нибудь интересное. В тот вечер… — Как насчёт сказки? — спросил Кристофер Робин. — Насчёт сказки? — переспросил я. — Ну что тебе стоит рассказать Винни-Пуху интересную историю? — Пожалуйста, почему нет? А какие истории он любит? — О себе. Такой уж он у нас медвежонок. — Понимаю. — Так история будет интересная? — Буду стараться изо всех сил. И я постарался. * * * Давным-давно, вроде бы, в прошлую пятницу, Винни-Пух жил в Лесу, один, под фамилией Сандерс. («Что значит, под фамилией Сандерс»? — спросил Кристофер Робин. — Это значит, что над дверью его домика висела табличка с этой фамилией, выбитой золотыми буквами. — По-моему, Винни-Пух в этом сомневается, — заметил Кристофер Робин. — Теперь уже нет, — пробубнил чей-то голосок. — Тогда я продолжу, — завершил я дискуссию.) * * * Как-то раз пошёл он погулять и оказался на большой поляне посреди леса. В центре поляны рос здоровенный дуб, а с его вершины доносилось громкое жужжание. Винни-Пух сел у дерева, обхватил голову лапками и задумался. Рассуждал он просто: «Это жужжание что-то да означает. Самого по себе жужжания не бывает, из ничего ж-ж-ж-ж не возникает. Если я слышу жужжание, значит, кто-то его издаёт, а, как известно, жужать могут только пчёлы. Он вновь надолго задумался: «А пчёлы, как известно, нужны только для того, чтобы делать мёд». Тут он встал и добавил: «А мёд делается только для того, чтобы я мог его съесть». С этими словами он и полез на дерево. Забирался всё выше, выше, выше и, карабкаясь, напевал весёленькую песенку, которую сам же и сочинил. И вот что он пел: «Разве это не занятно, Как медведи любят мёд? Сладко, до чего приятно! Впрочем, это и понятно, Почему все любят мёд». Он уже забрался довольно-таки высоко, и лез всё выше, и выше, и выше… И вдруг придумал продолжение новой песенки. «Разве это не занятно, Если б мишка стал пчелой? И вполне тогда понятно, Где б он улей строил свой — В ямке у ствола заветной (если б мишка был пчелой), И к чему тогда по веткам Лезть наверх? Ни Боже мой!» К тому времени он уже подустал, а потому пел очень жалостным голоском. Но до вершины оставалось совсем ничего, вот только встать на ту ветку… * * * Раздался громкий треск! * * * — На помощь! — крикнул Пух, пролетев десять футов до следующей ветви. — Если бы я… — и его отбросило от ветки, растущей двадцатью футами ниже. — Видите ли, я только хотел… — он уже летел верх тормашками, ударился ещё об одну ветку, в тридцати футах от второй, — я только хотел… — Разумеется, это было довольно… — он пересчитал ещё шесть ветвей. — А всё, наверное, потому, — решил Пух, распрощавшись с последней веткой, перекувырнулся три раза и мягко приземлился на куст терновника, — что я очень люблю мёд. — И заорал: — На помощь! * * * Он вылез из терновника, вытащил из носа колючки, вновь задумался. И первой пришла ему в голову мысль о Кристофере Робине. (— То есть обо мне? — с трепетным восторгом спросил Кристофер Робин. Он, похоже, отказывался верить собственным ушам. — О тебе, — подтвердил я. Кристофер Робин промолчал, но глаза у него всё больше округлялись, а щёки всё розовели и розовели.) * * * И вот тогда Вини-Пух отправился к своему другу, Кристоферу Робину, то есть, к тебе. А жил ты в домике с зелёной дверью, на другом конце Леса. — Доброе утро, Кристофер Робин, — поздоровался он. — Доброе утро, Винни-Пух, — ответил ты. — Я тут подумал, а нет ли у тебя одной штучки… Ну, в общем, воздушного шарика? — Воздушного шарика? — Да, я так и спросил про себя: «Интересно, а нет ли у Кристофера Робина такой штучки, как воздушный шарик? Сидел тут, думал о воздушных шариках и решил спросить. — А зачем это тебе понадобился воздушный шарик? — спросил ты у Винни-Пуха. Винни-Пух огляделся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, приложил лапку ко рту и шёпотом ответил: «Мёд». — Но с воздушными шариками за мёдом не ходят. — Я хожу, — возразил Винни-Пух. Так уж получилось, что днём раньше ты побывал в гостях у своего друга Хрюки и принёс оттуда воздушные шарики. Один, большой зелёный, он подарил тебе. А второй, большой синий, предназначался для одного из родственников Кролика, которого по молодости в гости просто не взяли. Поэтому у тебя и оказались два воздушных шарика. — Какой ты хочешь взять? — спросил ты Винни-Пуха. Он обхватил голову лапками и крепко задумался. — Значит так, — начал он рассуждать вслух. — Когда идёшь за мёдом с воздушным шариком, главное, чтобы пчёлы не поняли, за чем ты пришёл. Если у тебя зелёный шарик, они могут подумать, что ты — часть дерева, и не заметят тебя, а если шарик синий, они могут подумать, что ты — часть неба, и тоже не заметят. Вопрос в том, чему они скорее поверят? А разве они не заметят тебя под воздушным шариком? — спросил ты. — Может, заметят, а может, и нет, — ответил Винни-Пух. — Кто их поймёт, этих пчёл, — он задумался, а потом добавил. — О, придумал! Я прикинусь маленькой чёрной тучкой. Проведу их. — Тогда тебе лучше взять синий шарик, — предложил ты. На том и порешили. Вышли из дома, прихватив синий воздушный шарик, а ты ещё взял и ружьё, так, на всякий случай. Винни-Пух первым делом направился к большой луже и весь вывалялся в грязи. Потом вы надули шарик, и он стал большим-пребольшим. Вы оба держали его, а когда ты отпустил нитку, Винни-Пух плавно взмыл в небо, да так там и остался: повис на одном уровне с верхушкой дерева и в двадцати футах от неё. — Ура! — закричал ты. — Здорово, правда? — откликнулся сверху Винни-Пух. — И как я выгляжу? — Как медвежонок, который висит под воздушным шариком. — И я не похож на маленькую тучку в синем небе? — озабоченно спросил Винни-Пух. — Скорее нет, чем да. — Ну, может, снизу всё выглядит иначе. И, потом, как я уже говорил, никогда не знаешь, что взбредёт в голову этим пчёлам. Ветра не было, а потому Винни-Пух завис рядом с деревом да так и остался. Он видел мёд, до его носа долетал запах мёда, а вот добраться до этого самого мёда не мог. Чуть погодя с неба раздался громкий шёпот. — Кристофер Робин! — Что? — Мне кажется, пчёлы что-то заподозрили. — Что именно? — Точно не знаю. Но что-то мне подсказывает — жди от них неприятностей. — Может, они подумали, что ты хочешь полакомиться их мёдом? — Наверное. Никто не знает, о чём они там думают. Последовала короткая пауза, и вновь Винни-Пух окликнул тебя. — Кристофер Робин! — Да? — А у тебя дома есть зонтик? — Вроде бы есть. — Слушай, а не мог бы ты принести его сюда? Ходил бы подо мной, поглядывал наверх и говорил: «Ой, ой, ой, кажется, дождик собирается». Я думаю, если ты это сделаешь, нам скорее удастся обмануть пчёл. Ты, конечно, усмехнулся про себя, и сказал: «Глупый медвежонок», — опять же про себя, не вслух, потому что очень любил Винни-Пуха, и отправился домой за зонтиком. — Ну, наконец-то! — воскликнул Винни-Пух, когда ты вернулся под дерево. — Я уже волновался. Теперь я абсолютно уверен: пчёлы что-то заподозрили. — Так раскрывать зонтик? — спросил ты. — Да, но чуть позже. Действовать надо наверняка. Главное для нас — обмануть пчелу-матку. Снизу тебе не видно, которая из них пчела-матка? — Нет. — Жаль. Тогда начинай ходить взад-вперёд под зонтиком и говори: «Ой, ой, ой, кажется, дождик собирается», а я буду распевать песню, которую, наверное, могла бы петь тучка… Начали! И вот, пока ты расхаживал внизу взад-вперёд, Винни-Пух запел: Как приятно тучкой быть, В синем небе гордо плыть. Тучка по небу плывет, Громко песенку поёт. Тучка по небу плывет, Громко песенку поёт. Даже маленькая тучка Гордо так себя несёт. Пчёлы жужжали всё так же подозрительно. Более того, некоторые покинули улей и закружили вокруг «тучки», как раз когда она запела второй куплет. А одна пчела даже села «тучке» на нос, правда, тут же улетела. — Кристофер… ой! Робин! — позвала «тучка». — Что? — Я тут подумал и пришёл к очень важному выводу. Это не те пчёлы! — Да ну? — Точно тебе говорю, не те. И мёд, думаю, у них совсем не тот. Ты согласен со мной? — Пожалуй. — Так что мне, наверное, пора вниз. — А как же ты спустишься? — спросил ты. Вот об этом Винни-Пух не подумал. Он мог бы отпустить нитку и… бац! — шлёпнуться на землю, но мысль эта ему не понравилась. Поэтому думал он долго, а потом сказал: «Кристофер Робин, ты должен выстрелить в воздушный шарик из ружья. Ружьё при тебе? — Ну, ясное дело, — ответил ты. — Но, если я выстрелю, то шарик лопнет. — А если не выстрелишь, мне придётся его отпустить, и я упаду и разобьюсь. * * * Что тут оставалось делать? Пришлось соглашаться. И вот ты тщательно прицелился и выстрелил. — Ох! — донеслось сверху. — Я промахнулся? — спросил ты. — Ты попал, — ответил Винни-Пух, — но только не в шарик. — Прости, пожалуйста, — извинился ты перед Винни-Пухом и выстрелил снова, и на этот раз попал в цель. Из шарика медленно вышел воздух, и Винни-Пух плавно опустился на траву. * * * Но лапки у него так затекли (из-за того, что он долго держался за нитку), что он ещё с неделю не мог их опустить. И если на нос садилась муха, то ему приходилось её сдувать. Лично я думаю, хотя полной уверенности у меня нет, что именно с того самого времени его и начали звать Пух. — На том и заканчивается история? — спросил меня Кристофер Робин. — Эта заканчивается, Но есть и другие. — О Пухе и обо мне? — И о Хрюке, и о Кролике, и обо всех остальных. Разве не помнишь? — Вообще-то помню, а вот когда стараюсь вспомнить получше, тут же забываю. — В тот день, когда Пух и Хрюка попытались поймать Хоботуна… — Но ведь они его не поймали, верно? — Нет. — Пух не смог, потому что у него слабенький умишко. А я его поймал? — О… это долгая история. Кристофер Робин кивнул. — Я всё помню, а вот Пух — нет, поэтому ему хочется, чтобы ты ещё раз её рассказал. И потом, это настоящая история, а не какая-то там выдумка. — И я того же мнения, — согласился с ним я. * * * Кристофер Робин глубоко вздохнул, подхватил Пуха за заднюю лапу и направился к двери, таща медвежонка за собой. У двери остановился, обернулся ко мне. — Придёшь посмотреть, как я умываюсь перед сном? — Возможно. — Я попал в Пуха из ружья… Ему не было больно? — Ни чуточки. Он кивнул и вышел из библиотеки, и я тут же услышал, как Винни-Пух (бум, бум, бум) поднимается следом за ним по лестнице. Глава 2, в которой Пух идёт в гости, объедается и застревает Как-то утром плюшевый медвежонок, которого все друзья звали Винни-Пух или просто Пух, шагал по лесу и что-то бубнил себе под нос. Он сочинил маленькую бубнилку в то самое утро, когда стоял перед зеркалом и занимался похудательной гимнастикой. Тра-ля-ля, тра-ля-ля — и он изо всех сил тянул передние лапки к потолку, Тра-ля-ля, тра-ля-ля… ля, ля — и пытался достать передними лапками пальцы задних. За завтраком он снова и снова повторял бубнилку, пока не выучил её наизусть, поэтому сейчас бубнил её уже без запинки, от первого до последнего слова. А бубнилка придумалась такая: Тра-ля-ля-ля-ляля-ля-ля! Тум-туру-рум-тум-тум-тум-тум! Там-тара-рам-там-там-там-там! Тим-пара-рам-пам-пам-пам-пам! Трам-тара-рам-трам-там! Трах-тара-рах-тах-тах! Винни-Пух весело шагал и бубнил, весело бубнил и шагал, раздумывая о том, что поделывают сейчас остальные обитатели леса, гадая, а что бы он чувствовал, окажись на месте одного из них, и вдруг вышел к песчаному откосу, в котором увидел большую нору. * * * — Ага! — сказал про себя Пух (трах-тара-рах-тах-тах!). — Если я правильно понимаю, эта нора — не просто нора, а нора, в которой живёт Кролик. И Кролик — это не просто Кролик, а хорошая компания. А что такое хорошая компания? Это когда тебя угощают и слушают твои бубнилки. Тим-пам-парам- пам-пам! Вот Винни-Пух и наклонился, сунул голову в нору и спросил: — Есть кто дома? Из норы донеслось шуршание, потом настала тишина. — Я спросил: «Есть кто дома?!» — очень громко крикнул Пух. — Нет, — ответил ему чей-то голос и тут же добавил. — И не надо так громко кричать. Я и первый раз прекрасно всё расслышал. — Ничего не понимаю! — вырвалось у Пуха. — Так есть кто дома или нет? — Никого нет. Винни-Пух вытащил голову из норы, призадумался, а потом сказал себе: «Нет, всё же кто-то там должен быть, раз уж кто-то сказал: «Никого нет». Он вновь сунул голову в нору. — Привет, Кролик, это ты? — Нет, — чужим голосом ответил Кролик. — Но разве мне отвечает не Кролик? — Думаю, что нет, — ответил Кролик. — У Кролика совсем другой голос. — Ой! — выдохнул Пух. Вновь вытащил голову из норы, поразмыслил, опять сунулся в нору. — А не будете вы так любезны, если вам, конечно, не трудно, сказать, где Кролик? — Он ушёл к своему другу Винни-Пуху, своему очень-очень близкому другу. — Но это же я! — изумлённо воскликнул медвежонок. — Кто такой «Я»? — Винни-Пух. — А ты уверен? — похоже, Кролик изумился даже больше Пуха. — Более чем уверен, — ответил Винни-Пух. — Ну… ладно… раз так, заходи. И Винни-Пух стал вползать, втискиваться, вталкиваться, ввинчиваться в узкую нору, пока не пролез в жилище Кролика. — А знаешь, ты абсолютно прав, — Кролик оглядел Винни-Пуха с головы до задних лапок. — Это действительно ты. Рад тебя видеть. — А ты думал кто? — Ну, не знаю. В Лесу кто только не бродит. Нельзя же всех пускать в дом. Осторожность никогда не помешает. Как насчёт того, чтобы перекусить? Винни-Пух всегда любил перекусить в одиннадцать часов утра и жутко обрадовался, увидев, как Кролик достаёт тарелки и миски. А когда Кролик спросил: «Тебе хлеб с мёдом или со сгущённым молоком»? — Пух так разволновался, что выпалил: «И с тем, и с другим, — а затем, чтобы не показаться обжорой, добавил. — Можно и без хлеба». После этого он долго не произносил ни слова, только жевал, глотал и причмокивал, пока, наконец, что-то бубня себе под нос — а голос у него стал липкий и сладкий-пресладкий, — не поднялся, чтобы пожать Кролику лапу и сказать, что он должен идти. — Неужто должен? — из вежливости спросил Кролик. — Конечно же… я мог бы… э-э… и чуток задержаться, если… если ты… — и Винни-Пух выразительно покосился на дверь кладовки. — Честно говоря, я тоже как раз собирался уходить, — Кролик этого взгляда словно и не заметил. — Ну, тогда я пошёл. До свидания. — Что ж, до свидания, если ты точно больше ничего не хочешь. — А что, есть что-нибудь ещё? — выпалил Пух. Кролик снял крышки с кастрюль и ответил, что нет, больше ничего не осталось. — Я тоже подумал, что не осталось, — закивал Винни-Пух. — Тогда, до свидания. Мне пора. И Пух начал вылезать из норы. Уцепился за край передними лапками, оттолкнулся задними. Мало-помалу из норы показались его нос, уши, голова, шея, плечи… а потом… — Помогите! — завопил Пух. — Нет, я лучше назад! Ничего, может и получится! — раздалось через секунду. — Всё-таки полезу вперёд… Не получается… ни вперёд, ни назад! — в отчаянии воскликнул он через секунду-другую. — Помогите! Тем временем Кролик, тоже собравшийся погулять, вдруг обнаружил, что парадная дверь полностью перекрыта Пухом. Тогда он вылез через чёрный ход, обежал вокруг и остановился перед Пухом. — Привет, ты, что ли, застрял? — с любопытством спросил он. — Н-не-е, — беззаботно ответил Пух. — Просто отдыхаю, размышляю и бубню себе под нос. — Ну-ка давай мне лапу. Винни-Пух подал ему лапу и Кролик тянул, тянул, тянул… — Ой! — вырвалось у Пуха. — Мне же больно! — Всё понятно, — Кролик уже смекнул, что к чему. — Ты застрял. — Вот что происходит, когда экономят на парадных дверях, — сердито буркнул Пух. — Вот что происходит, когда некоторые не знают меры в еде, — с упрёком заметил Кролик. — Мелькнула у меня такая мысль, но я из вежливости промолчал, а следовало сказать, что один из нас слишком много ест. И уж точно не я. Ладно, пойду за Кристофером Робином. Кристофер Робин жил на другом конце Леса. Он пришёл с Кроликом, увидел верхнюю половину Винни-Пуха и воскликнул: «Глупый, бедный медвежонок!» И такая любовь слышалась в его голосе, что все сразу поверили в благополучный исход. — Я уже подумал, — засопел Пух, — что Кролику больше не удастся воспользоваться парадной дверью. А мне бы не хотелось… доставлять ему такие неудобства. — Мне они точно ни к чему! — вырвалось у Кролика. — Насчёт парадной двери не беспокойся, — успокоил его Кристофер Робин. — Будешь ею пользоваться, как и прежде. — Это прекрасно, — кивнул Кролик. — Если мы не можем вытащить тебя, Пух, может, удастся затолкать тебя обратно. Кролик задумчиво пошевелил усиками и заметил, что, ежели затолкать Пуха обратно в нору, он там и останется. Разумеется, он, Кролик будет только рад такому гостю, однако… кто-то живёт на деревьях, кто-то — под землёй, и вообще… — Ты хочешь сказать, мне уже не выбраться? — спросил Винни-Пух. — Я хочу сказать, наполовину ты уже вылез. Просто не хочется, чтобы твои усилия оказались потраченными зря. Кристофер Робин кивнул. — Тогда остаётся одно. Нам придётся подождать, пока он похудеет. — И сколько времени мне придётся худеть? — обеспокоился Пух. — Думаю, с неделю. — Но я не могу торчать тут целую неделю! — Торчать-то как раз легко, глупый, бедный медвежонок. Куда труднее вытащить тебя отсюда. — Мы тебе почитаем, — радостно воскликнул Кролик. — И я надеюсь, что не пойдёт снег, — добавил он. — И ещё, старина, раз уж ты занимаешь столько места в моём жилище, надеюсь, ты не станешь возражать, если я использую твои задние лапы вместо вешалки? Тебе они сейчас особо не нужны, а вешать на них полотенца очень даже удобно. — Неделю!.. — печально повторил Винни-Пух. — А как насчёт еды? — К сожалению, еды не будет, — ещё больше огорчил медвежонка Кристофер Робин. — Так ты быстрее похудеешь. Но мы почитаем тебе книжки. Пух уже собрался тяжело вздохнуть, но обнаружил, что это невозможно: слишком уж крепко земля стискивала бока. И по его мордочке скатилась слеза. — Тогда почитайте мне какую-нибудь подкрепляющую книгу, которая утешит и успокоит меня, несчастного, зажатого со всех сторон медвежонка. Целую неделю Кристофер Робин читал ту самую книгу северной, торчащей из земли части тела Пуха, а Кролик всё это время развешивал выстиранное бельё на южной, остающейся под землёй части, тогда как средняя часть Пуха худела и худела. А в конце недели Кристофер Робин объявил: «Пора!» Он взялся за передние лапы Винни-Пуха, Кроли взялся за Кристофера Робина, все знакомые и родичи Кролика — за него и друг за друга, потом разом потянули… Винни-Пух знай только охал и ахал, и вдруг, неожиданно для всех, раздался громкий хлопок, как бывает, когда пробка вылетает из бутылки. И Кристофер Робин, и Кролик, и все знакомые и родичи Кролика попадали на землю и друг на друга, а сверху на них навалился Винни-Пух… свободный, как ветер! Кивком поблагодарив друзей, он с важным видом продолжил прогулку по лесу, что-то гордо побубнивая себе под нос. Кристофер Робин с нежностью посмотрел ему вслед и прошептал: «Глупенький ты мой медвежонок!» Глава 3, в которой Пух и Хрюка охотятся и едва не ловят Вузлу Хрюка жил в очень большом доме, построенном на на высоком буке, который рос посреди Леса, и маленький Хрюка занимал только центральную часть дома. Рядом с буком стоял столб с прибитой к нему сломанной доской, на которой сохранилась часть надписи: «ПОСТОРОННИМ В…» Когда Кристофер Робин спросил Хрюку, что это значит, тот ответил, что на этой доске написано имя его дедушки, и доска эта с давних пор является семейной реликвией. Кристофер Робин резонно заметил, что никогда прежде не встречались ему такие фамилии или имена, как «ПОСТОРОННИМ В», так, мол, никого не называют. Но Хрюка возразил, что называют, поскольку это сокращение и дедушку звали Посторонним Вилл. Что, в свою очередь, есть сокращение от Посторонний Вильям. И его дедушка имел два имени, на тот случай, если потеряет одно. Поэтому его звали Посторонним, в честь дяди, и Вильямом, в честь Посторонних. — И у меня тоже два имени, — вспомнил Кристофер Робин. — Вот видишь, раз у тебя два имени, значит, и у дедушки могло быть столько же, — с облегчением вздохнул Хрюка. Как-то раз, солнечным и ясным зимним днём, Хрюка расчищал снег перед домом, а когда поднял голову, увидел перед собой Винни-Пуха. Медвежонок ходил по кругу, думая о чём-то своём, и продолжал кружить, даже когда Хрюка позвал его. — Привет! — крикнул Хрюка. — Ты чего тут делаешь? — Охочусь, — ответил Пух. — Охотишься? На кого? — Кой-кого выслеживаю, — ответил Винни-Пух, напуская таинственности. — Выслеживаешь кого? — Хрюка подошёл ближе. — Этот же вопрос я всё время задаю себе. Спрашиваю себя, кого? — И как, по-твоему, следует на него ответить? — Придётся подождать, пока я этого кого-то не поймаю, — ответил Винни-Пух. — Гляди, — он указал на землю перед собой. — Что ты тут видишь? — Следы, — ответил Хрюка. — Отпечатки лап, — он взволнованно хрюкнул. — Неужели, Пух, ты думаешь, это… это… Вузла? — Возможно. Может да, а может, и нет. По одним только отпечаткам лап не скажешь. С этими словами Винни-Пух снова зашагал, и Хрюка, понаблюдав за ним минуту или две, присоединился к нему. Внезапно медвежонок остановился, как вкопанный, наклонился над следами, на мордочке отразилось недоумение. — Что такое? — обеспокоился Хрюка. — Странная история. Получается, что тут два зверя. Это следы одного, вот тут к нему присоединяется второй, а дальше они идут вместе. Ты составишь мне компанию, Хрюка? Вдруг это хищные звери? Хрюка раздумчиво поскрёб за ухом, сказал, что до пятницы ему всё равно делать нечего, а потому он с радостью пойдёт с Пухом, на случай, если они действительно выслеживают Вузлу. — Ты хотел сказать, на тот случай, если мы выслеживаем двух Вузл? — поправил его Винни-Пух. И Хрюка повторил, что до пятницы ему всё равно делать нечего. Поэтому по следу они пошли вместе. В том месте росла маленькая лиственная рощица, и, похоже, две Вузлы, если, конечно, то были действительно они, кружили вокруг неё. А следом за ними кружили вокруг рощицы и Винни-Пух с Хрюкой. Хрюка коротал время, рассказывая Пуху о том, как после охоты дедушка Посторонним В боролся с ломотой в лапах, о том, как в последние годы дедушка Посторонним В не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, и о прочих весьма интересных подробностях из жизни дедушки. Пух даже задался вопросом, а что же это был за дедушка? Может, ему речь идёт о двух дедушках, и тогда одного ему, разумеется, разрешат взять домой и оставить у себя? Только вот что скажет на это Кристофер Робин? А следы всё уходили и уходили от них… Внезапно Винни-Пух застыл, как памятник, потом ткнул передней лапой в землю. — Смотри! — На что? — Хрюка аж подпрыгнул. А потом, чтобы показать, что он ни чуточки не испугался, подпрыгнул ещё раз, и ещё, словно делал утреннюю зарядку. — На следы! — пояснил Винни-Пух. — К двум зверям присоединился третий! — Пух! — воскликнул Хрюка. — Неужели третья Вузла? — Нет, — покачал головой Пух. — Следы другие. Получается, что у нас две Вузлы и один, скажем, Визли, или, вполне возможно, два, скажем, Визли и одна, соответственно, Вузла. Продолжим преследование. И они продолжили, хотя и с лёгкой опаской: а вдруг троим зверям, которых они преследовали, не понравится их появление. Вдруг они проявят по отношению к ним враждебные намерения? И Хрюке очень у захотелось, чтобы его дедушка П.В. был сейчас с ним, а не где-то неизвестно где. А Винни-Пух подумал, что хорошо бы им сейчас встретить Кристофера Робина, совершенно, естественно, случайно. Просто потому, что он очень любил Кристофера Робина. Тут Винни-Пух снова остановился и облизал нос, чтобы охладить его: нос стал слишком горячим. И не без причины — теперь они шли по следам четырёх зверей! — Ты видишь, Хрюка? Посмотри на эти следы! Три, стало быть, Вузлы, и один, стало быть, Визли. К ним присоединилась ещё одна Вузла! Похоже, так оно и было. Следы пересекались друг с другом, налезали друг на друга, но сомнений быть не могло: на снегу чётко отпечатались четыре пары лап. — Я думаю, — Хрюка облизал пятачок, но его это нисколько не успокоило. — Я думаю, что я кое о чём вспомнил… Только что вспомнил об одном деле, которое не сделал вчера и которое не смогу отложить на завтра. Поэтому мне ничего не остаётся, как вернуться и заняться этим самым делом. — Займёшься им во второй половине дня, и я тебе помогу, — рассеянно ответил Пух. — Это не то дело, которым можно заниматься во второй половине дня, — быстро возразил Хрюка. — Это очень даже утреннее дело, которым надо заниматься утром! И не просто утром, а… который сейчас час? Винни-Пух взглянул на солнце. — Около двенадцати. — Вот я и говорю, заниматься им надо от двенадцати часов до пяти минут первого. Поэтому, мой дорогой Пух, ты уж меня извини, но… Ой, что это? Винни-Пух вскинул голову, посмотрел на небо, услышал свист, повернулся к большому дубу и увидел своего лучшего друга. — Это Кристофер Робин, — ответил он. — Ну, теперь за тебя можно не беспокоиться, — обрадовался Хрюка. — С ним тебе ничего не грозит. До свидания, — и со всех лап бросился к своему домику, очень довольный тем, что расстояние между ним и опасностью увеличивается с каждым прыжком. * * * Кристофер Робин медленно спустился с дерева. — Глупышка ты эдакий, чем это ты занимался? Сначала один дважды обошёл лиственную рощу. Потом Хрюка побежал за тобой, и вы обошли её вдвоём. И уже двинулись на четвёртый круг, когда… — Подожди, подожди, — Винни-Пух поднял лапу. Сел и задумался, как только мог глубоко. Потом приставил заднюю лапку к одному из следов… пару раз почесал нос и поднялся. — Так, — протянул Винни-Пух. — Теперь понятно, — добавил он. — Я такой глупый, что сбить меня с понталыку — пара пустяков, — вырвалось у него. — Ну просто медвежонок со слабеньким умишком! — Зато ты лучший на свете медвежонок, — постарался утешить его Кристофер Робин. — Правда? — сразу оживился Пух. И сразу повеселел. — Так или иначе, а время уже обеденное. И он поспешил домой. Глава 4, в которой Иа теряет хвост, а Пух — находит Старый серый ослик Иа стоял один-одинёшенек в самом заросшем репейником уголке леса, расставив передние ноги, свесив голову набок, и размышлял о жизни. Иногда он с грустью спрашивал себя: «Почему»? Случалось, в голове у него возникал другой вопрос: «За что»? Бывало, и третий: «Отчего так»? А порой выходило, что он просто не представлял себе, о чём думает. Поэтому Иа очень обрадовался, увидев топающего мимо Винни-Пуха: ведь у него появилась возможность немного отвлечься от печальных мыслей, хотя бы для того, чтобы спросить заунывным голосом: «Как поживаешь»? — А ты как? — ответил вопросом на вопрос Винни-Пух. Иа горестно помотал головой. — Не очень-то как, — после долгой паузы вырвалось у него. — И вообще, давно уже просто никак. — Бедняжка ты наш, — сочувственно покивал Винни-Пух. — Как же мне тебя жаль. Дай я на тебя хоть как следует посмотрю. Иа принялся понуро щипать травку, а Винни-Пух тем временем обошёл его кругом. — А что случилось с твоим хвостом? — изумился он. — А что с ним случилось? — полюбопытствовал Иа. — Его просто нет! — Ты уверен? — Видишь ли, хвост, он или есть, или его нет. Ошибиться тут невозможно. А твоего хвоста, там, где ему положено, нет! — А что же там есть? — Ничего. — Дай-ка посмотрим, — Иа медленно повернул голову к тому месту, где совсем недавно у него был хвост. А потом, обнаружив, что не может схватить его зубами, так же медленно начал поворачивать её в обратную сторону, пока, наконец, она не заняла исходное положение, после чего Иа опустил её вниз и заглянул себе между ног, но ничего не нашёл и там. Тогда ослик с протяжным, грустным вздохом признал: «Похоже, что ты прав». — Разумеется, прав, — Винни-Пух нисколько и не сомневался в собственной правоте. — Это многое объясняет, — так же грустно и многозначительно продолжил Иа. — Это. Объясняет. Всё. Теперь уж… удивляться… не приходится. — Должно быть, ты его где-нибудь обронил, — предположил Винни-Пух. — Кто-нибудь, наверно, просто взял его, — выдвинул свою версию Иа. — Как это на них похоже, — помолчав, добавил он. Пух понимал, что должен как-то выразить своё сочувствие, но не мог

Астрид Линдгрен. Малыш и Карлсон перевод со шведского Л.Лунгиной * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КАРЛСОН, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ НА КРЫШЕ * В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и трех самых обыкновенных ребят -- Боссе, Бетан и Малыша. -- Я вовсе не самый обыкновенный малыш, -- говорит Малыш. Но это, конечно, неправда. Ведь на свете столько мальчишек, которым семь лет, у которых голубые глаза, немытые уши и разорванные на коленках штанишки, что сомневаться тут нечего: Малыш -- самый обыкновенный мальчик. Боссе пятнадцать лет, и он с большей охотой стоит в футбольных воротах, чем у школьной доски, а значит -- он тоже самый обыкновенный мальчик. Бетан четырнадцать лет, и у нее косы точь-в-точь такие же, как у других самых обыкновенных девочек. Во всем доме есть только одно не совсем обыкновенное существо -- Карлсон, который живет на крыше. Да, он живет на крыше, и одно это уже необыкновенно. Быть может, в других городах дело обстоит иначе, но в Стокгольме почти никогда не случается, чтобы кто-нибудь жил на крыше, да еще в отдельном маленьком домике. А вот Карлсон, представьте себе, живет именно там. Карлсон -- это маленький толстенький самоуверенный человечек, и к тому же он умеет летать. На самолетах и вертолетах летать могут все, а вот Карлсон умеет летать сам по себе. Стоит ему только нажать кнопку на животе, как у него за спиной тут же начинает работать хитроумный моторчик. С минуту, пока пропеллер не раскрутится как следует, Карлсон стоит неподвижно, но когда мотор заработает вовсю, Карлсон взмывает ввысь и летит, слегка покачиваясь, с таким важным и достойным видом, словно какой-нибудь директор, -- конечно, если можно себе представить директора с пропеллером за спиной. Карлсону прекрасно живется в маленьком домике на крыше. По вечерам он сидит на крылечке, покуривает трубку да глядит на звезды. С крыши, разумеется, звезды видны лучше, чем из окон, и поэтому можно только удивляться, что так мало людей живет на крышах. Должно быть, другие жильцы просто не догадываются поселиться на крыше. Ведь они не знают, что у Карлсона там свой домик, потому что домик этот спрятан за большой дымовой трубой. И вообще, станут ли взрослые обращать внимание на какой-то там крошечный домик, даже если и споткнутся о него? Как-то раз один трубочист вдруг увидел домик Карлсона. Он очень удивился и сказал самому себе: -- Странно... Домик?.. Не может быть! На крыше стоит маленький домик?.. Как он мог здесь оказаться? Затем трубочист полез в трубу, забыл про домик и уж никогда больше о нем не вспоминал. Малыш был очень рад, что познакомился с Карлсоном. Как только Карлсон прилетал, начинались необычайные приключения. Карлсону, должно быть, тоже было приятно познакомиться с Малышом. Ведь что ни говори, а не очень-то уютно жить одному в маленьком домике, да еще в таком, о котором никто и не слышал. Грустно, если некому крикнуть: "Привет, Карлсон!", когда ты пролетаешь мимо. Их знакомство произошло в один из тех неудачных, дней, когда быть Малышом не доставляло никакой радости, хотя обычно быть Малышом чудесно. Ведь Малыш -- любимец всей семьи, и каждый балует его как только может. Но в тот день все шло шиворот-навыворот. Мама выругала его за то, что он опять разорвал штаны, Бетан крикнула ему: "Вытри нос! ", а папа рассердился, потому что Малыш поздно пришел из школы. -- По улицам слоняешься! -- сказал папа. "По улицам слоняешься!" Но ведь папа не знал, что по дороге домой Малышу повстречался щенок. Милый, прекрасный щенок, который обнюхал Малыша и приветливо завилял хвостом, словно хотел стать его щенком. Если бы это зависело от Малыша, то желание щенка осуществилось бы тут же. Но беда заключалась в том, что мама и папа ни за что не хотели держать в доме собаку. А кроме того, из-за угла вдруг появилась какая-то тетка и закричала: "Рики! Рики! Сюда!" -- и тогда Малышу стало совершенно ясно, что этот щенок уже никогда не станет его щенком. -- Похоже, что так всю жизнь и прожзшешь без собаки, -- с горечью сказал Малыш, когда все обернулось против него. -- Вот у тебя, мама, есть папа; и Боссе с Бетан тоже всегда вместе. А у меня -- у меня никого нет!.. -- Дорогой Малыш, ведь у тебя все мы! -- сказала мама. -- Не знаю... -- с еще большей горечью произнес Малыш, потому что ему вдруг показалось, что у него действительно никого и ничего нет на свете. Впрочем, у него была своя комната, и он туда отправился. Стоял ясный весенний вечер, окна были открыты, и белые занавески медленно раскачивались, словно здороваясь с маленькими бледными звездами, только что появившимися на чистом весеннем небе. Малыш облокотился о подоконник и стал смотреть в окно. Он думал о том прекрасном щенке, который повстречался ему сегодня. Быть может, этот щенок лежит сейчас в корзинке на кухне и какой-нибудь мальчик -- не Малыш, а другой -- сидит рядом с ним на полу, гладит его косматую голову и приговаривает: "Рики, ты чудесный пес!" Малыш тяжело вздохнул. Вдруг он услышал какое-то слабое жужжание. Оно становилось все громче и громче, и вот, как это ни покажется странным, мимо окна пролетел толстый человечек. Это и был Карлсон, который живет на крыше. Но ведь в то время Малыш еще не знал его. Карлсон окинул Малыша внимательным, долгим взглядом и полетел дальше. Набрав высоту, он сделал небольшой круг над крышей, облетел вокруг трубы и повернул назад, к окну. Затем он прибавил скорость и пронесся мимо Малыша, как настоящий маленький самолет. Потом сделал второй круг. Потом третий. Малыш стоял не шелохнувшись и ждал, что будет дальше. У него просто дух захватило от волнения и по спине побежали мурашки -- ведь не каждый день мимо окон пролетают маленькие толстые человечки. А человечек за окном тем временем замедлил ход и, поравнявшись с подоконником, сказал: -- Привет! Можно мне здесь на минуточку приземлиться? -- Да, да, пожалуйста, -- поспешно ответил Малыш и добавил: -- А что, трудно вот так летать? -- Мне -- ни капельки, -- важно произнес Карлсон, -- потому что я лучший в мире летун! Но я не советовал бы увальню, похожему на мешок с сеном, подражать мне. Малыш подумал, что на "мешок с сеном" обижаться не стоит, но решил никогда не пробовать летать. -- Как тебя зовут? -- спросил Карлсон. -- Малыш. Хотя по-настоящему меня зовут Сванте Свантесон. -- А меня, как это ни странно, зовут Карлсон. Просто Карлсон, и все. Привет, Малыш! -- Привет, Карлсон! -- сказал Малыш. -- Сколько тебе лет? -- спросил Карлсон. -- Семь, -- ответил Малыш. -- Отлично. Продолжим разговор, -- сказал сон. Затем он быстро перекинул через подоконник одну за другой свои маленькие толстенькие ножки и очутился в комнате. -- А тебе сколько лет? -- спросил Малыш, решив, что Карлсон ведет себя уж слишком ребячливо для взрослого дяди. -- Сколько мне лет? -- переспросил Карлсон. -- Я мужчина в самом расцвете сил, больше я тебе ничего не могу сказать. Малыш в точности не понимал, что значит быть мужчиной в самом расцвете сил. Может быть, он тоже мужчина в самом расцвете сил, но только еще не знает об этом? Поэтому он осторожно спросил: -- А в каком возрасте бывает расцвет сил? -- В любом! -- ответил Карлсон с довольной улыбкой. -- В любом, во всяком случае, когда речь идет обо мне. Я красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил! Он подошел к книжной полке Малыша и вытащил стоявшую там игрушечную паровую машину. -- Давай запустим ее, -- предложил Карлсон. -- Без папы нельзя, -- сказал Малыш. -- Машину можно запускать только вместе с папой или Боссе. -- С папой, с Боссе или с Карлсоном, который живет на крыше. Лучший в мире специалист по паровым машинам -- это Карлсон, который живет на крыше. Так и передай своему папе! -- сказал Карлсон. Он быстро схватил бутылку с денатуратом, которая стояла рядом с машиной, наполнил маленькую спиртовку и зажег фитиль. Хотя Карлсон и был лучшим в мире специалистом по паровым машинам, денатурат он наливал весьма неуклюже и даже пролил его, так что на полке образовалось целое денатуратное озеро. Оно тут же загорелось, и на полированной поверхности заплясали веселые голубые язычки пламени. Малыш испуганно вскрикнул и отскочил. -- Спокойствие, только спокойствие! -- сказал Карлсон и предостерегающе поднял свою пухлую ручку. Но Малыш не мог стоять спокойно, когда видел огонь. Он быстро схватил тряпку и прибил пламя. На полированной поверхности полки осталось несколько больших безобразных пятен. -- Погляди, как испортилась полка! -- озабоченно произнес Малыш. -- Что теперь скажет мама? -- Пустяки, дело житейское! Несколько крошечных пятнышек на книжной полке -- это дело житейское. Так и передай своей маме. Карлсон опустился на колени возле паровой машины, и глаза его заблестели. -- Сейчас она начнет работать. И действительно, не прошло и секунды, как паровая машина заработала. Фут, фут, фут... -- пыхтела она. О, это была самая прекрасная из всех паровых машин, какие только можно себе вообразить, и Карлсон выглядел таким гордым и счастливым, будто сам ее изобрел. -- Я должен проверить предохранительный клапан, -- вдруг произнес Карлсон и принялся крутить какую-то маленькую ручку. -- Если не проверить предохранительные клапаны, случаются аварии. Фут-фут-фут... -- пыхтела машина все быстрее и быстрее. -- Фут-фут-фут!.. Под конец она стала задыхаться, точно мчалась галопом. Глаза у Карлсона сияли. А Малыш уже перестал горевать по поводу пятен на полке. Он был счастлив, что у него есть такая чудесная паровая машина и что он познакомился с Карлсоном, лучшим в мире специалистом по паровым машинам, который так искусно проверил ее предохранительный клапан. -- Ну, Малыш, -- сказал Карлсон, -- вот это действительно "фут-фут-фут"! Вот это я понимаю! Лучший в мире спе... Но закончить Карлсон не успел, потому что в этот момент раздался громкий взрыв и паровой машины не стало, а обломки ее разлетелись по всей комнате. -- Она взорвалась! -- в восторге закричал Карлсон, словно ему удалось проделать с паровой машиной самый интересный фокус. -- Честное слово, она взорвалась! Какой грохот! Вот здорово! Но Малыш не мог разделить радость Карлсона. Он стоял растерянный, с глазами, полными слез. -- Моя паровая машина... -- всхлипывал он. -- Моя паровая машина развалилась на куски! -- Пустяки, дело житейское! -- И Карлсон беспечно махнул своей маленькой пухлой рукой. -- Я тебе дам еще лучшую машину, -- успокаивал он Малыша. -- Ты? -- удивился Малыш. -- Конечно. У меня там, наверху, несколько тысяч паровых машин. -- Где это у тебя там, наверху? -- Наверху, в моем домике на крыше. -- У тебя есть домик на крыше? -- переспросил Малыш. -- И несколько тысяч паровых машин? -- Ну да. Уж сотни две наверняка. -- Как бы мне хотелось побывать в твоем домике! -- воскликнул Малыш. В это было трудно поверить: маленький домик на крыше, и в нем живет Карлсон... -- Подумать только, дом, набитый паровыми машинами! -- воскликнул Малыш. -- Две сотни машин! -- Ну, я в точности не считал, сколько их там осталось, -- уточнил Карлсон, -- но уж никак не меньше нескольких дюжин. -- И ты мне дашь одну машину? -- Ну конечно! -- Прямо сейчас! -- Нет, сначала мне надо их немножко осмотреть, проверить предохранительные клапаны... ну, и тому подобное. Спокойствие, только спокойствие! Ты получишь машину на днях. Малыш принялся собирать с пола куски того, что раньше было его паровой машиной. -- Представляю, как рассердится папа, -- озабоченно пробормотал он. Карлсон удивленно поднял брови: -- Из-за паровой машины? Да ведь это же пустяки, дело житейское. Стоит ли волноваться по такому поводу! Так и передай своему папе. Я бы ему это сам сказал, но спешу и поэтому не могу здесь задерживаться... Мне не удастся сегодня встретиться с твоим папой. Я должен слетать домой, поглядеть, что там делается. -- Это очень хорошо, что ты попал ко мне, -- сказал Малыш. -- Хотя, конечно, паровая машина... Ты еще когда-нибудь залетишь сюда? -- Спокойствие, только спокойствие! -- сказал Карлсон и нажал кнопку на своем животе. Мотор загудел, но Карлсон все стоял неподвижно и ждал, пока пропеллер раскрутится во всю мощь. Но вот Карлсон оторвался от пола и сделал несколько кругов. -- Мотор что-то барахлит. Надо будет залететь в мастерскую, чтобы его там смазали. Конечно, я и сам мог бы это сделать, да, беда, нет времени... Думаю, что я все-таки загляну в мастерскую. Малыш тоже подумал, что так будет разумнее. Карлсон вылетел в открытое окно; его маленькая толстенькая фигурка четко вырисовывалась на весеннем, усыпанном звездами небе. -- Привет, Малыш! -- крикнул Карлсон, помахал своей пухлое ручкой и скрылся. КАРЛСОН СТРОИТ БАШНЮ -- Я ведь вам уже говорил, что его зовут Карлсон и что он живет там, наверху, на крыше, -- сказал Малыш. -- Что же здесь особенного? Разве люди не могут жить, где им хочется?.. -- Не упрямься, Малыш, -- сказала мама. -- Если бы ты знал, как ты нас напугал! Настоящий взрыв. Ведь тебя могло убить! Неужели ты не понимаешь? -- Понимаю, но все равно Карлсон -- лучший в мире специалист по паровым машинам, -- ответил Малыш и серьезно посмотрел на свою маму. Ну как она не понимает, что невозможно сказать "нет", когда лучший в мире специалист по паровым машинам предлагает проверить предохранительный клапан! -- Надо отвечать за свои поступки, -- строго сказал папа, -- а не сваливать вину на какого-то Карлсона с крыши, которого вообще не существует. -- Нет, -- сказал Малыш, -- существует! -- Да еще и летать умеет! -- насмешливо подхватил Боссе. -- Представь себе, умеет, -- отрезал Малыш. -- Я надеюсь, что он залетит к нам, и ты сам увидишь. -- Хорошо бы он залетел завтра, -- сказала Бетан. -- Я дам тебе крону, Малыш, если увижу своими глазами Карлсона, который живет на крыше. -- Нет, завтра ты его не увидишь -- завтра он должен слетать в мастерскую смазать мотор. -- Ну, хватит рассказывать сказки, -- сказала мама. -- Ты лучше погляди, на что похожа твоя книжная полка. -- Карлсон говорит, что это пустяки, дело житейское! -- И Малыш махнул рукой, точь-в-точь как махал Карлсон, давая понять, что вовсе не стоит расстраиваться из-за каких-то там пятен на полке. Но ни слова Малыша, ни этот жест не произвели на маму никакого впечатления. -- Вот, значит, как говорит Карлсон? -- строго сказала она. -- Тогда передай ему, что, если он еще раз сунет сюда свой нос, я его так отшлепаю -- век будет помнить. Малыш ничего не ответил. Ему показалось ужасным, что мама собирается отшлепать лучшего в мире специалиста по паровым машинам. Да, ничего хорошего нельзя было ожидать в такой неудачный день, когда буквально все шло шиворот-навыворот. И вдруг Малыш почувствовал, что он очень соскучился по Карлсону -- бодрому, веселому человечку, который так потешно махал своей маленькой рукой, приговаривая: "Неприятности -- это пустяки, дело житейское, и расстраиваться тут нечего". "Неужели Карлсон больше никогда не прилетит?" -- с тревогой подумал Малыш. -- Спокойствие, только спокойствие! -- сказал себе Малыш, подражая Карлсону. -- Карлсон ведь обещал, а он такой, что ему можно верить, это сразу видно. Через денек-другой он прилетит, наверняка прилетит. ...Малыш лежал на полу в своей комнате и читал книгу, когда снова услышал за окном какое-то жужжание, и, словно гигантский шмель, в комнату влетел Карлсон. Он сделал несколько кругов под потолком, напевая вполголоса какую-то веселую песенку. Пролетая мимо висящих на стенах картин, он всякий раз сбавлял скорость, чтобы лучше их рассмотреть. При этом он склонял набок голову и прищуривал глазки. -- Красивые картины, -- сказал он наконец. -- Необычайно красивые картины! Хотя, конечно, не такие красивые, как мои. Малыш вскочил на ноги и стоял, не помня себя от восторга: так он был рад, что Карлсон вернулся. -- А у тебя там на крыше много картин? -- спросил он. -- Несколько тысяч. Ведь я сам рисую в свободное время. Я рисую маленьких петухов и птиц и другие красивые вещи. Я лучший в мире рисовальщик петухов, -- сказал Карлсон и, сделав изящный разворот, приземлился на пол рядом с Малышом. -- Что ты говоришь! -- удивился Малыш. -- А нельзя ли мне подняться с тобой на крышу? Мне так хочется увидеть твой дом, твои паровые машины и твои картины!.. -- Конечно, можно, -- ответил Карлсон, -- само собой разумеется. Ты будешь дорогим гостем... как- нибудь в другой раз. -- Поскорей бы! -- воскликнул Малыш. -- Спокойствие, только спокойствие! -- сказал Карлсон. -- Я должен сначала прибрать у себя в доме. Но на это не уйдет много времени. Ты ведь догадываешься, кто лучший в мире мастер скоростной уборки комнат? -- Наверно, ты, -- робко сказал Малыш. -- "Наверно"! -- возмутился Карлсон. -- Ты еще говоришь "наверно"! Как ты можешь сомневаться! Карлсон, который живет на крыше, -- лучший в мире мастер скоростной уборки комнат. Это всем известно. Малыш не сомневался, что Карлсон во всем "лучший в мире". И уж наверняка он самый лучший в мире товарищ по играм. В этом Малыш убедился на собственном опыте... Правда, Кристер, и Гунилла тоже хорошие товарищи, но им далеко до Карлсона, который живет на крыше! Кристер только и делает, что хвалится своей собакой Еффой, и Малыш ему давнозавидует. "Если он завтра опять будет хвастаться Еффой, я ему расскажу про Карлсона. Что стоит его Еффа по сравнению с Карлсоном, который живет на крыше! Так я ему и скажу". И все же ничего на свете Малыш так страстно не желал иметь, как собаку... Карлсон прервал размышления Малыща. -- Я бы не прочь сейчас слегка поразвлечься, -- сказал он и с любопытством огляделся вокруг. -- Тебе не купили новой паровой машины? Малыш покачал головой. Он вспомнил о своей паровой машине и подумал: "Вот сейчас, когда Карлсон здесь, мама и папа смогут убедиться, что он в самом деле существует". А если Боссе и Бетан дома, то им он тоже покажет Карлсона. -- Хочешь пойти познакомиться с моими мамой и папой? -- спросил Малыш. -- Конечно! С восторгом! -- ответил Карлсон. -- Им будет очень приятно меня увидеть -- ведь я такой красивый и умный... -- Карлсон с довольным видом прошелся по комнате. -- И в меру упитанный, -- добавил он. -- Короче, мужчина в самом расцвете сил. Да, твоим родителям будет очень приятно со мной познакомиться. По доносившемуся из кухни запаху жарящихся мясных тефтелей Малыш понял, что скоро будут обедать. Подумав, он решил свести Карлсона познакомиться со своими родными после обеда. Во-первых, никогда ничего хорошего не получается, когда маме мешают жарить тефтели. А кроме того, вдруг папа или мама вздумают завести с Карлсоном разговор о паровой машине или о пятнах на книжной полке... А такого разговора ни в коем случае нельзя допускать. Во время обеда Малыш постарается втолковать и папе и маме, как надо относиться к лучшему в мире специалисту по паровым машинам. Вот когда они пообедают и все поймут, Малыш пригласит всю семью к себе в комнату. "Будьте добры, -- скажет Малыш, -- пойдемте ко мне. У меня в гостях Карлсон, который живет на крыше". Как они изумятся! Как будет забавно глядеть на их лица! Карлсон вдруг перестал расхаживать по комнате. Он замер на месте и стал принюхиваться, словно ищейка. -- Мясные тефтели, -- сказал он. -- Обожаю сочные вкусные тефтели! Малыш смутился. Собственно говоря, на эти слова Карлсона надо было бы ответить только одно: "Если хочешь, останься и пообедай с нами". Но Малыш не решился произнести такую фразу. Невозможно привести Карлсона к обеду без предварительного объяснения с родителями. Вот Кристера и Гуниллу -- это другое дело. С ними Малыш может примчаться в последнюю минуту, когда все остальные уже сидят за столом, и сказать: "Милая мама, дай, пожалуйста, Кристеру и Гунилле горохового супа и блинов". Но привести к обеду совершенно незнакомого маленького толстого человечка, который к тому же взорвал паровую машину и прожег книжную полку, -- нет, этого так просто сделать нельзя! Но ведь Карлсон только что заявил, что обожает сочные вкусные мясные тефтели, -- значит, надо во чтобы то ни стало угостить его тефтелями, а то он еще обидится на Малыша и больше не захочет с ним играть... Ах, как много теперь зависело от этих, вкусных мясных тефтелей! -- Подожди минутку, -- сказал Малыш. -- Я сбега на кухню за тефтелями. Карлсон одобряюще кивнул головой. -- Неси скорей! -- крикнул он вслед Малышу. -- Одними картинами сыт не будешь! Малыш примчался на кухню. Мама в клетчатом переднике стояла у плиты и жарила превосходные тефтели. Время от времени она встряхивала большую сковородку, и плотно уложенные маленькие мясные шарики подскакивали и переворачивались на другую сторону. -- А, это ты, Малыш? -- сказала мама. -- Скоро будем обедать. -- Мамочка, -- произнес Малыш самым вкрадчивым голосом, на который был только способен, -- мамочка, положи, пожалуйста, несколько тефтелек на блюдце, и я отнесу их в свою комнату. -- Сейчас, сынок, мы сядем за стол, -- ответил; мама. -- Я знаю, но все равно мне очень нужно... После обеда я тебе объясню, в чем дело. -- Ну ладно, ладно, -- сказала мама и положила на маленькую тарелочку шесть тефтелей. -- На, возьми. О, чудесные маленькие тефтели! Они пахли так восхитительно и были такие поджаристые, румяные -- словом, такие, какими и должны быть хорошие мясные тефтели! Малыш взял тарелку обеими руками и осторожно понес ее в свою комнату. -- Вот и я, Карлсон! -- крикнул Малыш, отворяя дверь. Но Карлсон исчез. Малыш стоял с тарелкой посреди комнаты и оглядывался по сторонам. Никакого Карлсона не было. Это было так грустно, что у Малыша сразу же испортилось настроение. -- Он ушел, -- сказал вслух Малыш. -- Он ушел. Но вдруг... -- Пип! -- донесся до Малыша какой-то странный писк. Малыш повернул голову. На кровати, рядом с подушкой, под одеялом, шевелился какой-то маленький комок и пищал: -- Пип! Пип! А затем из-под одеяла выглянуло лукавое лицо Карлсона. -- Хи-хи! Ты сказал: "он ушел", "он ушел"... Хи-хи! А "он" вовсе не ушел -- "он" только спрятался!.. -- пропищал Карлсон. Но тут он увидел в руках Малыша тарелочку и мигом нажал кнопку на животе. Мотор загудел, Карлсон стремительно спикировал с кровати прямо к тарелке с тефтелями. Он на лету схватил тефтельку, потом взвился к потолку и, сделав небольшой круг под лампой, с довольным видом принялся жевать. -- Восхитительные тефтельки! -- воскликнул Карлсон. -- На редкость вкусные тефтельки! Можно подумать, что их делал лучший в мире специалист по тефтелям!.. Но ты, конечно, знаешь, что это не так, -- добавил он. Карлсон снова спикировал к тарелке и взял еще одну тефтельку. В этот момент из кухни послышался мамин голос: -- Малыш, мы садимся обедать, быстро мой руки! -- Мне надо идти, -- сказал Малыш Карлсону и поставил тарелочку на пол. -- Но я очень скоро вернусь. Обещай, что ты меня дождешься. -- Хорошо, дождусь, -- сказал Карлсон. -- Но что мне здесь делать без тебя? -- Карлсон спланировал на пол и приземлился возле Малыша. -- Пока тебя не будет, я хочу заняться чем-нибудь интересным. У тебя правда нет больше паровых машин? -- Нет, -- ответил Малыш. -- .Машин нет, но есть кубики. -- Покажи, -- сказал Карлсон. Малыш достал из шкафа, где лежали игрушки, ящик со строительным набором. Это был и в самом деле великолепный строительный материал -- разноцветные детали различной формы. Их можно было соединять друг с другом и строить всевозможные вещи. -- Вот, играй, -- сказал Малыш. -- Из этого набора можно сделать и автомобиль, и подъемный кран, и все, что хочешь... -- Неужели лучший в мире строитель не знает, -- прервал Малыша Карлсон, -- что можно построить из этого строительного материала! Карлсон сунул себе в рот еще одну тефтельку и кинулся к ящику с кубиками. -- Сейчас ты увидишь, -- проговорил он и вывалил все кубики на пол. -- Сейчас ты увидишь... Но Малышу надо было идти обедать. Как охотно он остался бы здесь понаблюдать за работой лучшего в мире строителя! С порога он еще раз оглянулся на Карлсона и увидел, что тот уже сидит на полу возле горы кубиков и радостно напевает себе под нос: Ура, ура, ура! Прекрасная игра! Красив я и умен, И ловок, и силен! Люблю играть, люблю... жевать. Последние слова он пропел, проглотив четвертую тефтельку. Когда Малыш вошел в столовую, мама, папа, Боссе и Бетан уже сидели за столом. Малыш шмыгнул на свое место и повязал вокруг шеи салфетку. -- Обещай мне одну вещь, мама. И ты, папа, тоже, -- сказал он. -- Что же мы должны тебе обещать? -- спросила мама. -- Нет, ты раньше обещай! Папа был против того, чтобы обещать вслепую. -- А вдруг ты опять попросишь собаку? -- сказал папа. -- Нет, не собаку, -- ответил Малыш. -- А кстати, собаку ты мне тоже можешь обещать, если хочешь!.. Нет, это совсем другое и нисколечко не опасное. Обещайте, что вы обещаете! -- Ну ладно, ладно, -- сказала мама. -- Значит, вы обещали, -- радостно подхватил Малыш, -- ничего не говорить насчет паровой машины Карлсону, который живет на крыше... -- Интересно, -- сказала Бетан, -- как они могут что-нибудь сказать или не сказать Карлсону о паровой машине, раз они никогда с ним не встретятся? -- Нет, встретятся, -- спокойно ответил Малыш, -- потому что Карлсон сидит в моей комнате.! -- Ой, я сейчас подавлюсь! -- воскликнул Боссе. -- Карлсон сидит в твоей комнате? -- Да, представь себе, сидит! -- И Малыш с торжествующим видом поглядел по сторонам. Только бы они поскорее пообедали, и тогда они увидят... -- Нам было бы очень приятно познакомиться с Карлсоном, -- сказала мама. -- Карлсон тоже так думает! -- ответил Малыш. Наконец доели компот. Мама поднялась из-за стола. Настал решающий миг. -- Пойдемте все, -- предложил Малыш. -- Тебе не придется нас упрашивать, -- сказала Бетан. -- Я не успокоюсь, пока не увижу этого самого Карлсона. Малыш шел впереди. -- Только исполните, что обещали, -- сказал он, подойдя к двери своей комнаты. -- Ни слова о паровой машине! Затем он нажал дверную ручку и открыл дверь. Карлсона в комнате не было. На этот раз по-настоящему не было. Нигде. Даже в постели Малыша не шевелился маленький комок. Зато на полу возвышалась башня из кубиков. Очень высокая башня. И хотя Карлсон мог бы, конечно, построить из кубиков подъемные краны и любые другие вещи, на этот раз он просто ставил один кубик на другой, так что в конце концов получилась длинная-предлинная, узкая башня, которая сверху была увенчана чем-то, что явно должно было изображать купол: на самом верхнем кубике лежала маленькая круглая мясная тефтелька. КАРЛСОН ИГРАЕТ В ПАЛАТКУ Да, это была для Малыша очень тяжелая минута. Маме, конечно, не понравилось, что ее тефтелями украшают башни из кубиков, и она не сомневалась, что это была работа Малыша. -- Карлсон, который живет на крыше... -- начал было Малыш, но папа строго прервал его: -- Вот что, Малыш: мы больше не хотим слушать твои выдумки про Карлсона! Боссе и Бетан рассмеялись. -- Ну и хитрец же этот Карлсон! -- сказала Бетан. -- Он скрывается как раз в ту минуту, когда мы приходим. Огорченный Малыш съел холодную тефтельку и собрал свои кубики. Говорить о Карлсоне сейчас явно не стоило. Но как нехорошо поступил с ним Карлсон, как нехорошо! -- А теперь мы пойдем пить кофе и забудем про Карлсона, -- сказал папа и в утешение потрепал Малыша по щеке. Кофе пили всегда в столовой у камина. Так было и сегодня вечером, хотя на дворе стояла теплая, ясная весенняя погода и липы на улице уже оделись маленькими клейкими зелеными листочками. Малыш не любил кофе, но зато очень любил сидеть вот так с мамой, и папой, и Боссе, и Бетан перед огнем, горящим в камине... -- Мама, отвернись на минутку, -- попросил Малыш, когда мама поставила на маленький столик перед камином поднос с кофейником. -- Зачем? -- Ты же не можешь видеть, как я грызу сахар, а я сейчас возьму кусок, -- сказал Малыш. Малышу надо было чем-то утешиться. Он был очень огорчен, что Карлсон удрал. Ведь действительно нехорошо так поступать -- вдруг исчезнуть, ничего не оставив, кроме башни из кубиков, да еще с мясной тефтелькой наверху! Малыш сидел на своем любимом месте у камина -- так близко к огню, как только возможно. Вот эти минуты, когда вся семья после обеда пила кофе, были, пожалуй, самыми приятными за весь день. Тут можно было спокойно поговорить с папой и с мамой, и они терпеливо выслушивали Малыша, что не всегда случалось в другое время. Забавно было следить за тем, как Боссе и Бетан подтрунивали друг над другом и болтали о "зубрежке". "Зубрежкой", должно быть, назывался другой, более сложный способ приготовления уроков, чем тот, которому учили Малыша в начальной школе. Малышу тоже очень хотелось рассказать о своих школьных делах, но никто, кроме мамы и папы, этим не интересовался. Боссе и Бетан только смеялись над его рассказами, и Малыш замолкал -- он боялся говорить то, над чем так обидно смеются. Впрочем, Боссе и Бетан старались не дразнить Малыша, потому что он им отвечал тем же. А дразнить Малыш умел прекрасно, -- да и как может быть иначе, когда у тебя такой брат, как Боссе, и такая сестра, как Бетан! -- Ну, Малыш, -- спросила мама, -- ты уже выучил уроки? Нельзя сказать, чтобы такие вопросы были Малышу по душе, но раз уж мама так спокойно отнеслась к тому, что он съел кусок сахару, то и Малыш решил мужественно выдержать этот неприятный разговор. -- Конечно, выучил, -- хмуро ответил он. Все это время Малыш думал только о Карлсоне. И как это люди не понимают, что пока он не узнает, куда исчез Карлсон, ему не до уроков! -- А что вам задали? -- спросил папа. Малыш окончательно рассердился. Видно, этим разговорам сегодня конца не будет. Ведь не затем же они так уютно сидят сейчас у огня, чтобы только и делать, что говорить об уроках! -- Нам задали алфавит, -- торопливо ответил он, -- целый длиннющий алфавит. И я его знаю: сперва идет "А", а потом все остальные буквы. Он взял еще кусок сахару и снова принялся думать о Карлсоне. Пусть себе болтают о чем хотят, а он будет думать только о Карлсоне. От этих мыслей его оторвала Бетан: -- Ты что, не слышишь, Малыш? Хочешь заработать двадцать пять эре? (эре - мелкая монета в Швеции) Малыш не сразу понял, что она ему говорит. Конечно, он был не прочь заработать двадцать пять эре. Но все зависело от того, что для этого надо сделать. -- Двадцать пять эре -- это слишком мало, -- твердо сказал он. -- Сейчас ведь такая дороговизна... Как ты думаешь, сколько стоит, например, пятидесятиэровый стаканчик мороженого? -- Я думаю, пятьдесят эре, -- хитро улыбнулась Бетан. -- Вот именно, -- сказал Малыш. -- И ты сама прекрасно понимаешь, что двадцать пять эре -- это очень мало. -- Да ты ведь даже не знаешь, о чем идет речь, -- сказала Бетан. -- Тебе ничего не придется делать. Тебе нужно будет только кое-чего не делать. -- А что я должен буду не делать? -- Ты должен будешь в течение всего вечера не переступать порога столовой. -- Понимаешь,

Волк и Ягненок - Езоп Волк увидел, что Ягненок пьет воду из реки, и хотел найти какой-нибудь правильный повод, чтобы его съесть. Итак, хоть он стоял и выше по течению, но начал обвинять Агнца, что он мутит ему воду и не дает пить. Ягненок отвечал, что он пьет, касаясь воды только краем губ, и что, в конце концов, он, стоя внизу, не может ему мутить воду. Тогда Волк заметил: — В прошлом году ты оскорбила моего отца. — Меня тогда и на свете не было, — ответил Агнец. Но Волк сказал ему: — Как бы ты ни оправдывалось, я все равно тебя съем. Так даже справедливая защита не имеет силы для тех, кто принялся обижать.